Неточные совпадения
Снег сыпался на них с крыш, бросался под ноги, налетал с боков, а солдаты
шли и
шли, утаптывая сугробы,
шли безмолвно, неслышным шагом, в глубокой каменной канаве,
между домов, бесчисленные окна которых ослеплены снегом.
Между тем в
доме у Татьяны Марковны все
шло своим порядком. Отужинали и сидели в зале, позевывая. Ватутин рассыпался в вежливостях со всеми, даже с Полиной Карповной, и с матерью Викентьева, шаркая ножкой, любезничая и глядя так на каждую женщину, как будто готов был всем ей пожертвовать. Он говорил, что дамам надо стараться делать «приятности».
Она
пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась по траве, почти не касаясь ее, только линия плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала
между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою сада и исчезло в дверях старого
дома.
Весь день все просидели, как мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в
доме.
Между тем дождь перестал, Райский надел пальто,
пошел пройтись около
дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский
пошел в сад.
На площади были два-три довольно большие каменные
дома, казенные, и,
между прочим, гауптвахта; далее
шла улица.
Мне самому стыдно делать такие предположения, а
между тем, представьте себе это, именно ведь подсудимый это самое и утверждает: после меня, дескать, когда я уже вышел из
дому, повалив Григория и наделав тревоги, он встал,
пошел, убил и ограбил.
Но пробило уже одиннадцать часов, а ему непременно надо было
идти со двора «по одному весьма важному делу», а
между тем он во всем
доме оставался один и решительно как хранитель его, потому что так случилось, что все его старшие обитатели, по некоторому экстренному и оригинальному обстоятельству, отлучились со двора.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в
доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все
шло своим порядком, а
между тем я начал призадумываться.
Из этой неопределенной толпы память выделяет присутствие матери,
между тем как отец, хромой, опираясь на палку, подымается по лестнице каменного
дома во дворе напротив, и мне кажется, что он
идет в огонь.
У нас все в известном тебе порядке. В жары я большею частью сижу
дома, вечером только пускаюсь в поход. Аннушка пользуется летом сколько возможно, у нее наверху прохладно и мух нет. Видаемся мы
между собой попрежнему, у каждого свои занятия — коротаем время, как кто умеет.
Слава богу, оно не останавливается.
— Мужа моего нет
дома; он сейчас уехал, — говорила Мари, не давая, кажется, себе отчета в том, к чему это она говорит, а
между тем сама
пошла и села на свое обычное место в гостиной. Павел тоже следовал за ней и поместился невдалеке от нее.
Михаиле
шел вдоль стены, вот он уже миновал ее, переходил открытое пространство
между тюрьмой и
домами города.
А в городе
между тем во всех окнах горят уж огни; по улицам еще бродят рассеянные группы гуляющих; вы чувствуете себя
дома и, остановив ямщика, вылезаете из экипажа и сами
идете бродить.
С балкона в комнату пахнуло свежестью. От
дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени.
Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами
шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
В последние дни
между обоими
домами пошло на совершенный разрыв, о чем уже и было мною вскользь упомянуто.
Фаэтон
между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «
Дом мой —
дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие
дому твоего и место селения
славы твоея».
Совершить прием Сусанны Николаевны в ложу
между моими кузьмищевскими масонами положено было в половине филипповского поста, и посвящение это произошло гораздо торжественнее, чем предполагалось. Часов в десять вечера в одну из суббот Сусанна Николаевна должна была доехать на лошади, заложенной в одиночку, вместе с своим поручителем Сверстовым до церкви, отстоящей от
дому, по крайней мере, в полуверсте. Однако, сойдя с лестницы, Сусанна Николаевна объявила решительным голосом, что она желает
идти пешком.
Между этим
домом и поселком
шла давняя вражда и долгая тяжба из-за чиншевых земель.
За мостом он
пошел все прямо по улицам Бруклина. Он ждал, что за рекой кончится этот проклятый город и начнутся поля, но ему пришлось итти часа три, пока, наконец,
дома стали меньше и
между ними, на больших расстояниях, потянулись деревья.
Там, в Саратовской, вокруг волнение
идёт, народишко усиливается понять свою жизнь, а
между прочим, сожигает барские
дома.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он
посылал десятского в уездный город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда, лежали апельсины и куриные яйца;
между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши, на мирской счет, в питейном
доме кружечки сивухи) имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги, то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Улица, очень чистая и широкая, с садами, разделявшими
между собой небольшие
дома, была пуста. Только вдали виднелась знакомая фигура, в которой я сразу узнал Песоцкого. Прекрасный актер на роли холодных любовников, фатов, он и в жизни изящно одевался, носил небольшие усики, которые так
шли к его матово-бледному, продолговатому лицу, которое или совсем не знало загара, или знало такие средства, с которыми загар не в силах был бороться, то есть перед которыми солнце пасовало.
— Елизавета Петровна-с! — отвечал Елпидифор Мартыныч. — Она
идти хочет к вам с объяснением: «Дочь, говорит, теперь на глазах всей Москвы живет у него в
доме, как жена его, а
между тем, говорит, он никого из нас ничем не обеспечил».
Как бы наперекор всему, княгиня последнее время ужасно старалась веселиться: она по вечерам гуляла в Останкинском саду, каждый почти праздник ездила на какую-нибудь из соседних дач, и всегда без исключения в сопровождении барона, так что, по поводу последнего обстоятельства, по Останкину, особенно
между дамским населением,
шел уже легонький говор; что касается до князя, то он все время проводил у Елены и, вряд ли не с умыслом, совершенно не бывал
дома, чтобы не видеть того, что, как он ни старался скрыть, весьма казалось ему неприятным.
Барон догадался, что разговор
между ними будет происходить о предстоящей свадьбе, а потому тихими шагами тоже
пошел за ними. Комнаты в
доме Анны Юрьевны были расположены таким образом: прямо из залы большая гостиная, где остались вдвоем Жуквич и Елена; затем малая гостиная, куда войдя, барон остановился и стал прислушиваться к начавшемуся в будуаре разговору
между князем и Анной Юрьевной.
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен,
между прочим, с
домом Неворского и понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об ужасной провинции и о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь граф, и всем этим заинтересовал даже самого старика в такой мере, что тот велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал
послать ей кольцо его и локон волос.
Однажды, это было месяцев шесть спустя после смерти Ивана Кузьмича, я познакомился с одним довольно богатым
домом. Меня пригласили,
между прочим, бывать по субботам вечером; в одну из них я поехал и когда вошел в гостиную, там сидело небольшое общество: старик серьезной наружности; муж хозяйки — огромного роста блондин; дама-старуха в очках; дама очень молоденькая и, наконец, сама хозяйка.
Между всеми этими лицами
шел довольно одушевленный разговор. Я сел и начал прислушиваться.
Это был один из редких
домов, оставшихся еще неделенными; но и в нем уже
шла глухая внутренняя, как всегда начавшаяся
между баб, работа раздора, которая неминуемо должна была скоро привести к разделу.
Они вышли из сада, и мельник, спросив, куда надо
идти, крикнул извозчика. Подпрыгивая по неровной мостовой, пролётка с дребезгом покатилась
между двумя рядами
домов. Было ещё не поздно. Из окон на улицу лился свет ламп и звуки голосов. Проезжая мимо одного маленького белого
дома за палисадником, Тихон Павлович услыхал раскаты басистого смеха, которому вторил смех женщины, звонкий и задушевный.
Алеша возвратился в
дом и весь вечер просидел один в классных комнатах,
между тем как на другой половине часу до одиннадцатого пробыли гости. Прежде, нежели они разъехались, Алеша
пошел в нижний этаж, в спальню, разделся, лег в постель и потушил огонь. Долго не мог он заснуть. Наконец сон его преодолел, и он только что успел во сне разговориться с Чернушкой, как, к сожалению, пробужден был шумом разъезжающихся гостей.
В
доме Вязовнина все
шло по-прежнему — мирно и тихо, потому что с Верочкой не только не было возможности ссориться — даже недоразумений
между ею и ее мужем существовать не могло; но внутренний разрыв чувствовался во всем.
А дела
между тем
пошли все хуже и хуже: денег ни копейки, модные экипажи и щегольские четверки сплыли за полцены в разные руки;
дом в городе отовладели кредиторы, и таким образом дошло до того, что принужден был переехать в свое именье на пятнадцать душ с почти слепой от слез матерью и с троими малютками, где и живет теперь.
Кончились простины. Из
дома вынесли гроб на холстах и, поставив на черный «одёр» [Носилки, на которых носят покойников. За Волгой, особенно
между старообрядцами, носить покойников до кладбища на холстах или же возить на лошадях почитается грехом.], понесли на плечах. До кладбища было версты две, несли переменяясь, но Никифор как стал к племяннице под правое плечо, так и
шел до могилы, никому не уступая места.
Дьячиха налила ему чепурушечку, и Аллилуй подкрепился и
пошел опять к храму, а жена его тоже, поправясь маленькой чашечкой, вышла вместе с ним и отправилась к учрежденной вдовице — звать ее «знаменить». Тут они тоже
между собою покалякали, и когда вышли вдвоем, имея при себе печать на знаменования, то Аллилуева жена на половине дороги к
дому вдруг услыхала ни на что не похожий удар в несколько младших колоколов и тотчас же увидала людей, которые бежали к колокольне и кричали: «Аллилуй разбился!»
А
между тем в городе толковали, что несколько гвардейских полков заявляют сильное движение в пользу студентов и положительно отказываются
идти, если их
пошлют против них; что студентов и многих других лиц то и дело арестовывают, хватают и забирают где ни попало и как ни попало, и днем, и ночью, и
дома, и в гостях, и на улице, что министр не принял университетской депутации с адресом.
— Злость — чувство очень почтенное, когда оно разумно направлено! — как бы
между прочим заметил Свитка. — А знаете, выпейте-ка стакан бургонского; это вас и освежит, и подкрепит как следует; кстати,
дома есть бутылочка, и
посылать не надо… Я ведь человек запасливый! — говорил он, доставая из шкафчика темную бутылку и пару стаканов.
Ужас и уныние
шли вместе с холерой; вечером и на рассвете по всем церквам гудел колокольный звон, чтобы во всю ночь
между звонами никто не смел выходить на улицу; на перекрестках дымились смрадные кучи навоза, покойников возили по ночам арестанты в пропитанных дегтем рубахах, по
домам жгли бесщадно все оставшееся после покойников платье, лекаря ходили по
домам и все опрыскивали хлором, по народу расходились толки об отравлении колодцев…
Городская сплетня
между тем утверждала, что Лариса не
идет за Подозерова, что ему не везет, что он в отставке, а занята она Гордановым, но ей тоже не везет, потому что Горданов не удостоивает ее внимания, а занят, кажется, красивою купчихой Волдевановой, в
доме которой Горданов действительно бывал недаром и не скрывал этого, умышленно пренебрегая общественным мнением.
— Когда он родился, я хотела отослать его в воспитательный
дом, вы это помните, но, боже мой, разве можно сравнивать тогда и теперь? Тогда я была
пошла, глупа, ветрена, но теперь я мать… понимаете? я мать и больше знать ничего не хочу.
Между теперешним и прошлым целая пропасть.
— Нет, без пирогов, Марья Матвеевна, не делайте, без этого духовенству нельзя, отец же Флавиан сам как хлопок и всякое тесто любит, — подтвердили Марье Матвеевне ее советники и затем положили: еще один день и одну ночь как-нибудь злополучной семье перебедовать, а
между тем поставить пироги и
послать Егорку к отцу Флавиану, чтобы завтра прямо от ранней обедни пожаловал с дьяконом Саввою к Марье Матвеевне на
дому воду посвятить и дьявола выгнать, а потом мягкого пирожка откушать.
Слово «поле» омрачило
дом Образца, и без того несветлый; это слово отозвалось, будто удар ножа, в сердце Анастасии, знавшей, что она виновница ужасной вражды
между отцом ее и Мамоном и может быть виною братниной смерти. Слово «поле» долго ходило по
домам, как в наши дни ходит роковая карточка с черными каймами и с изображением мертвой головы. Прохожие,
идя мимо
домов Образца и Мамона, слышали уж в них пение по усопшем.
«Зачем, к чему? — возник в его уме вопрос. — Я не в силах помочь ей! А
между тем она, возвращенная в
дом, отправленная затем в больницу с ее бессвязным бредом, в котором она непременно будет упоминать его имя и имя Маргариты, может произвести скандал…
Пойдут толки, дойдет до Строевой, как взглянет она на это?»
Жизнь в высоком
доме пошла тихо и однообразно, как
шла и в тот четвертьвековой промежуток
между двумя роковыми в жизни покойного владельца событиями: бегством и возвращением его дочери.
Сцена представляет английский сад; вправо беседка; перед нею садовые скамейки и несколько стульев; влево площадка под древнею липою, обставленная кругом скамейками; от нее,
между кустами и деревьями, вьются в разных направлениях дорожки; впереди решетка садовая, примыкающая к богатому господскому
дому; за нею видны луга, по которым извивается река, и село на высоте. Подле беседки, на ветвях деревьев, висят две епанчи, бумажный венец и
шлем.
Егор Никифоров,
между тем, думая, что Марья Петровна спит, вылез в окно из своей каморки и
пошел к саду, полукругом окаймлявшему высокий
дом.
Мертвеца положили на телегу, поверх накопанного им золотистого песку, прикрыли рогожей и тихим шагом повезли в Знаменское по корчеватой лесной дороге; позади враздробь тихо
шли мужики, рассыпавшись
между деревьями, и рубахи их под солнечными пятнами вспыхивали красным огнем. И когда проезжали мимо двухэтажного
дома Ивана Порфирыча, псаломщик предложил поставить покойника к нему...
— Третьего дня, вот в такой же счастливый час свободы
между двумя дорожными поездами, я
пошел в проходку, и когда проходил мимо
дома одного здешнего обывателя, то, как ты думаешь, на что я наткнулся?
Тут он увидал разницу
между неверными турками и своими единоверными нижегородцами и сразу понял, что ему от этих не отвертеться; сразу же, в удовлетворение его долгов кредиторам, был продан с торгов его
дом, который был так ничтожен, что
пошел всего за 45 рублей. После этого Баранщиков был на время выпущен из тюрьмы, но теперь семья его лишилась даже приюта, которого у нее не отнимали, пока отец странствовал, ел кашу, служил в янычарах и, опротивев одной жене, подумывал взять себе еще одну, новую.